Своими воспоминаниями о годах службы в одном из самых «горячих» мест Афганистана полковник ФСБ Александр Никифоров поделился с ИА «Высота 102».
Побеседовав с журналистами редакции ИА «Высота 102» Александр Петрович, как бы в свое оправдание, сказал, что не совсем уверен в том, что у него была необходимость публиковать сведения, не предназначенные для широкого круга читателей. «Афганистан – остался для многих из нас местом, где мы получили закалку. И именно об этом я и хотел написать. Что же касается оценок успешной или неуспешной работы нашей разведки и контрразведки, то я бы не хотел их давать, - подчеркнул Александр Никифоров. – Слишком много «комментаторов» уже и так запутали новейшую историю Афганистана».
И, тем не менее, Никифоров, отказавшись от традиционного интервью, предоставил ИА «Высота 102» главы из неопубликованной пока книги – продолжения «Пустынного дневника». Это главы «Саид», «Кровный брат», и «Хамид», рассказывают об агентурной работе контрразведчиков в Афганистане. Об их ответственности перед теми, кто дал согласие работать за идею нового Афганистана.
За бортом Кандагара развалины.
Пыль жара и душманские пули.
Парашюты на каждого дали нам,
Мы под рев монотонный уснули.
Будь здоров Кандагар, - город древний
Встань из пепла и вновь процветай!!
Ты без нас обойдешься, наверное,
Пройдут чуть больше семи месяцев и 15 февраля 1989 года Советские войска покинут многострадальную землю Афганистана. Двадцать лет прошло с того памятного дня. Двадцать лет! Много это, мало? Для человека – достаточный срок, чтобы осмыслить прошлое, задуматься о будущем.
Так помогли ли, обидели мы?... Еще никто не смог однозначно ответить на этот вопрос. А может и не стоит им «мучиться»?
Память – самое главное, что одно поколение может передать другому. Память способность не забывать прошлое; свойство души хранить, помнить сознание о былом. Читая рассказы о войне, мы непременно хотим услышать о героизме и подвигах наших воинов. Конечно, войны без героизма не бывает. Но в Афганистане мы войну называли обычном словом «работа». Восемнадцатилетние мальчишки-водители под душманскими обстрелами по заминированным дорогам везут грузы мирному населению – это работа. Хирурги и медсестры сутками не отходят от операционных столов, спасая наших бойцов – работа. Спецназ завалил душманский караван, три дня ожидая его в засаде под палящим солнцем - обычная работа. Советники оперативных групп вышли на переговоры с бандглаварями (и одному Богу известно, чем они могут закончиться) – тоже, обычная работа.
Трудно было на войне, чего скрывать! Но если бы меня спросили, кому бы поставили памятник, я не задумываясь, ответил: Женщине - матери, женщине – жене!..
Двадцать лет! Много это,… мало?…

Начало августа. Ровно неделя как я вернулся из отпуска. Отпуск провёл ударно!
Семью со всеми пожитками перевез в Бийск. Решил вопрос с пропиской, школой, садиком. Удалил зуб мудрости. В общем, отпуск пролетел, как один день…
Наша группа сильно «похудела». Кто-то в Союзе в отпуске. Кто-то отслужил свой срок, замена им еще не прибыла. Шефу пришлось корректировать наши обязанности. Помимо горотдела мне был поручен первый отдел. А там работы… Хорошо, что начальник отдела Мамнун с московских курсов вернулся…
За «бортом» градусов сорок пять с плюсом. С Тахиром в «Машке» по накатанной дороге едем в Кандагар. В первой машине, Игорь Митрофанович с тремя сотрудниками. Вот и вся оперативная группа. Не группа, а «подарок» душманам. Не нравится мне это, - говорю я вслух.
Не нравится? В июне жарче было. Ночью, вместо сна, в бассейне отмокали.
Я не о жаре.
- А о чём? – спрашивает Тахир.
- Вон! - показываю на приближающуюся к нам колонну из легковых машин. - Я на всякий случай автомат сниму с предохранителя.
- Это же исматовцы.*, - Поэтому и сниму.
Последнее время поведение исматовцев настораживало. Уж больно нагло себя вели. Четыре «Симурга»** остановились от нас в нескольких метрах. В машинах - человек тридцать обкуренных чарсом*** исматовцев. Все в чёрном, бородаты, груди опоясаны пулеметными лентами, за плечами гранатометы, в руках калашниковы. В кузове одного «Симурга», приварена металлическая станина с ДШК. Серьезные ребята! С такими лишний раз не поспоришь! Афганцы вышли из машин. Мы тоже. Поздоровались. Боливар**** что-то сказал Тахиру.
- В чём дело, - спросил его шеф.
- Маланг тяжело ранен. Автоматной очередью перебиты обе ноги. Ему совсем худо. Просит помощи.
На заднем сиденье одной из машин лежал Маланг - начальник одного из самых активных (читай неуправляемых!) подразделений Муслима Исмата, его любимый племянник. Выглядел он не лучшим образом.
Этого нам только не хватало. Тахир! - шеф принимает решение, - поедешь со
мной. А ты, - обращаясь ко мне, - отвезёшь Маланга в госпиталь.
- Игорь Митрофанович. Может лучше Тахира отправить?
- Я знаю, что лучше. Выполняй! – и уже мягче. – Ты, Санёк, аккуратнее с «друзьями».
"Таких друзей за нос, и в музей", - проворчал я.
*Члены банформиования перешедшего на нашу сторону. Руководитель - Муслим Исмат.
** Внедорожник иранского производства, на базе японской «Тойоты».
*** Чарс – род гашиша. Гашиш – высушенная смола, выделяемая женскими растениями индийской конопли. Наркотик. Употребление гашиша приводит к развитию наркомании. (Советский энциклопедический словарь. Издание 1986 г.)
**** Начальник службы безопасности Муслима Исмата , бывший мулла..
зверюга. Даже Исмат старался лишний раз его не раздражать. Но деваться некуда, приказ – есть приказ. К тому же контакт с руководством госпиталя был у Тахира, Женьки – бороды, и у меня, а без указания госпитального начальства афганцами никто заниматься
не будет. Но, Женька был в Союзе, в отпуске, а Тахир нужен был шефу как переводчик на встрече со старейшинами племени баракзаев.*
Шеф с ребятами продолжили путь в Кандагар. Я, развернув «Машку» и сказав Боливару, чтобы они не отставали от меня, дал газу…
Гарнизонный пост проскочили без проблем, но на въезде в госпиталь, возникла заминка. Прапорщик наотрез отказался нас пропускать. Как назло руководство госпиталя было в бригаде.
- Без разрешения начальства не пропущу, - упёрся он. – Мне за них, - прапорщик кивнул в сторону афганцев, - по «шапке» наподдают.
- По «шапке»? Разуй глаза. Это же исматовцы! Их командир на ладан дышит. Отдаст концы, шапка тебе больше не понадобится. Враз избавишься и от перхоти, и от головной боли. Уловил?!
Похоже, мои слова, и устрашающий вид исматовцев сыграли свою роль. Прапорщик
сдался.
Хорошо, - сказал он. - Пропущу, но только Вас и машину с раненым.
Я объяснил Боливару условия, - благо он понимал персидский язык - которые
выдвинул прапорщик. Но исматовцы, узнав, в чем дело начали громко возмущаться. Они не привыкли, чтобы им чинили препятствия. Обстановка накалилась.
Боливар, Маланга спасать нужно, а вы балаган устроили. Сам Муслиму будешь
объяснять если что с ним случится, - махнув рукой, я пошёл к «Машке».
Явно не ожидая подобной решительности с моей стороны, он что-то сказал
исматовцам, и те угомонились… В хирургическое отделение своего командира афганцы внесли на руках и положили на каталку. Вместо ног у него было сплошное кровавое месиво. Мимо проходили врачи. Смотрели, качали головами: «Серьезное ранение», - чисто профессиональный интерес. Как назло ни одного знакомого лица… Хватаю за руку пробегающего мимо бойца в белом халате.
- Ты кто?
Фельдшер.
- Муслима Исмата знаешь?
- Спрашиваете! Кто ж этого биндюга не знает.
- Тебя как звать?
- Сергей.
- Ты, Серега, с характеристиками аккуратнее, когда надо, они, - киваю в сторону афганцев, - по-русски понимают. Это племянник Муслима. Помрёт, госпиталь придётся заново отстраивать.
Понял. - Сергей исчез и через минуту появился с носилками и двумя
санитарами. - На рентген, - пояснил он.
Маланг заволновался, но я, через Боливара, объяснил ему, что это необходимо. Без него лечение невозможно… Минут через тридцать Маланга вернули на каталку. Я ему сейчас пару кубиков промидольчика* вколю. Вместо костей одни
осколки. Представляю, какая боль, а он только зубами скрежетал, пока его на рентген таскали. Серьезный противник! После уколов Малангу стало легче. Он с удовольствием курил чарс.
________
* Баракзаи – афганское племя, входящее в группу дуррани. Проживают на востоке Кандагара. В 18 веке сыграли важную роль в образовании независимого афганского государства.
- Ваш раненный? - спросил он меня.
Выходит, мой, - представившись, ответил я.
Так вот, товарищ майор, ранение очень серьезное. Не исключена ампутация
обеих ног. Мы даже браться не будем. Необходимо специальное оборудование, да и своих тяжелораненых хватает.
- Понимаю. Может в афганский госпиталь?
Лучше сразу на кладбище, - мрачно пошутил хирург. – Его срочно в Кабул
нужно отправлять.
- Срочно, В Кабул, - повторил я. – У меня что? Персональный самолёт на вилле?
- Сожалею, но ничем помочь не могу. Сейчас наложим ему шины и сделаем
ещё укол. На пару часов хватит.
Поблагодарив хирурга и Сергея, я объяснил Боливару, что наши врачи сделали всё, что могли. Для операции необходимо специальное оборудование, которое есть только в Кабуле. Похоже, удалось его убедить…
Через полчаса мы были в аэропорту. Мне повезло. В Кабул отправлялся афганский борт. Перед посадкой в самолёт Маланг жестом подозвал меня к себе. Я наклонился. Что-то, прошептав, он пожал мне руки и вложил в них свои четки* из янтаря. Язык пушту я не знал, но догадался, что для меня всё закончилось благополучно. По крайней мере, на сегодня.
Ты теперь его кровный брат, - пояснил мне Боливар. – Твой враг, - его враг.
Этого мне только не хватало… Самолёт, накрутив круги, взял курс на Кабул. Облегченно вздохнув, я, мысленно произнёс: «Ты уж, «братишка» выживи, а то из кровного брата меня твои нукеры в жертвенного ягненка превратят». Маланг выжил! Наши военные хирурги совершили чудо – сохранили ему ноги. Об этом я узнал значительно позже от самого Муслима Исмата…
С того дня прошло более двадцати лет. Кто знает, что стало с Малангом, но его четки до сих пор при мне.