Александр Петрович Никифоров уволился в запас в 1999 году. Последние годы он работал в волгоградском Управлении ФСБ. Только в 2005 году Никифоров решился опубликовать свои воспоминания в книге «Пустынные воспоминания. Афганский дневник». В этой тонкой книжечке в мягком переплете очень личные воспоминания о «кандагарских и кабульских буднях». Создается впечатление, что Никифоров не очень хочет откровенничать с читателем, и многие оперативные подробности оставляет за обильными многоточиями.
Побеседовав с журналистами редакции ИА «Высота 102» Александр Петрович, как бы в свое оправдание, сказал, что не совсем уверен в том, что у него была необходимость публиковать сведения, не предназначенные для широкого круга читателей. «Афганистан – остался для многих из нас местом, где мы получили закалку. И именно об этом я и хотел написать. Что же касается оценок успешной или неуспешной работы нашей разведки и контрразведки, то я бы не хотел их давать, - подчеркнул Александр Никифоров. – Слишком много «комментаторов» уже и так запутали новейшую историю Афганистана».
И, тем не менее, Никифоров, отказавшись от традиционного интервью, предоставил ИА «Высота 102» главы из неопубликованной пока книги – продолжения «Пустынного дневника». Это главы «Саид», «Кровный брат», и «Хамид», рассказывают об агентурной работе контрразведчиков в Афганистане. Об их ответственности перед теми, кто дал согласие работать за идею нового Афганистана.

                                            За бортом Кандагара развалины.
                                            Пыль жара и душманские пули.
                                              Парашюты на каждого дали нам,
                                            Мы под рев монотонный уснули.
                                                    Будь здоров Кандагар, - город древний
                                                    Встань из пепла и вновь процветай!!
                                            Ты без нас обойдешься, наверное,

Это стихотворение написано сотрудником оперативной группы КГБ СССР зоны «Юг» Кутным Владимиром 29  июня 1988 года, через день, после вывода группы изКандагара.
Пройдут чуть больше  семи месяцев и 15 февраля 1989 года   Советские войска покинут многострадальную землю Афганистана. Двадцать лет прошло с того памятного дня. Двадцать лет! Много это, мало? Для человека – достаточный срок, чтобы осмыслить прошлое, задуматься о будущем.
Так помогли ли, обидели мы?... Еще никто не смог однозначно ответить на этот вопрос. А может и не стоит им «мучиться»?
Память – самое главное, что одно поколение может передать другому. Память способность не забывать прошлое; свойство души хранить, помнить сознание о былом. Читая рассказы о войне, мы  непременно хотим услышать о героизме и подвигах наших воинов. Конечно, войны без героизма не бывает. Но в Афганистане мы войну называли обычном словом «работа». Восемнадцатилетние мальчишки-водители под душманскими обстрелами по заминированным дорогам везут грузы мирному населению – это работа. Хирурги и медсестры сутками не отходят от операционных столов, спасая наших бойцов – работа. Спецназ завалил душманский караван, три дня ожидая его в засаде под палящим солнцем - обычная работа. Советники оперативных групп вышли на переговоры с бандглаварями (и одному Богу известно, чем они могут закончиться) – тоже, обычная работа.
Трудно было на войне, чего скрывать! Но если бы меня спросили, кому бы поставили памятник, я не задумываясь, ответил: Женщине - матери, женщине – жене!..
Двадцать лет! Много это,… мало?…

 

 

Кровный брат
      
Начало августа.  Ровно неделя как я вернулся из отпуска. Отпуск провёл ударно!
Семью со всеми пожитками перевез в Бийск. Решил вопрос с пропиской, школой, садиком. Удалил зуб мудрости. В общем, отпуск пролетел, как один день…
Наша группа сильно «похудела». Кто-то в Союзе в отпуске. Кто-то отслужил свой срок, замена им еще не прибыла. Шефу пришлось корректировать наши  обязанности. Помимо горотдела мне был поручен первый отдел. А там работы… Хорошо, что начальник отдела Мамнун с московских курсов вернулся…
За «бортом»  градусов сорок пять с плюсом. С Тахиром в «Машке» по накатанной дороге едем в Кандагар. В первой машине, Игорь Митрофанович с тремя сотрудниками. Вот и вся оперативная группа. Не группа, а «подарок»  душманам. Не нравится мне  это, - говорю я вслух.
Не нравится? В июне  жарче было. Ночью, вместо сна, в бассейне отмокали.
Я   не о жаре.
         -     А о чём? – спрашивает Тахир.
         -     Вон! - показываю на приближающуюся к нам  колонну из легковых машин.  -    Я  на всякий случай  автомат сниму с предохранителя.
         -    Это же исматовцы.*, - Поэтому и сниму.
Последнее время поведение  исматовцев настораживало. Уж больно нагло себя вели. Четыре «Симурга»** остановились от  нас в нескольких метрах. В машинах - человек тридцать обкуренных чарсом*** исматовцев. Все в чёрном, бородаты, груди опоясаны пулеметными лентами, за плечами гранатометы, в руках калашниковы. В  кузове  одного  «Симурга», приварена металлическая станина с ДШК. Серьезные ребята! С такими  лишний раз не поспоришь! Афганцы вышли из машин. Мы тоже. Поздоровались. Боливар**** что-то сказал Тахиру.
        -     В чём дело, - спросил его шеф.
        -     Маланг тяжело ранен. Автоматной очередью перебиты обе ноги. Ему  совсем худо. Просит помощи.
На заднем сиденье одной из машин лежал Маланг - начальник одного из самых активных (читай неуправляемых!)  подразделений Муслима Исмата, его любимый племянник. Выглядел он не лучшим образом.
Этого нам только  не хватало. Тахир! - шеф  принимает решение, - поедешь со
мной. А ты, - обращаясь ко мне, - отвезёшь  Маланга в госпиталь.
        -     Игорь Митрофанович. Может лучше Тахира отправить?
        -   Я знаю, что лучше.  Выполняй! – и уже мягче. – Ты, Санёк,  аккуратнее с «друзьями».
"Таких друзей за нос, и в музей", - проворчал я.

_______
*Члены банформиования перешедшего на нашу сторону. Руководитель -  Муслим Исмат.
** Внедорожник иранского производства, на базе японской «Тойоты».
*** Чарс – род гашиша. Гашиш – высушенная смола, выделяемая женскими растениями индийской конопли. Наркотик. Употребление гашиша приводит к развитию наркомании. (Советский энциклопедический словарь. Издание 1986 г.)
**** Начальник службы безопасности Муслима Исмата , бывший мулла..

 

Не лежала у меня душа вести исматовцев  в госпиталь. Маланг – настоящий
зверюга. Даже Исмат старался лишний раз его не раздражать. Но деваться некуда, приказ – есть приказ. К тому же контакт с руководством госпиталя был у Тахира, Женьки – бороды, и у меня, а без указания госпитального начальства афганцами никто заниматься 
не будет.  Но, Женька был  в Союзе, в отпуске, а Тахир нужен был шефу как переводчик на встрече со старейшинами племени баракзаев.*
Шеф с ребятами продолжили путь в Кандагар. Я, развернув «Машку» и сказав Боливару, чтобы они не отставали от меня, дал газу… 
Гарнизонный пост проскочили без проблем, но на въезде в госпиталь, возникла заминка. Прапорщик наотрез отказался нас пропускать. Как назло руководство госпиталя было в бригаде.
        -    Без разрешения  начальства не пропущу, - упёрся он. – Мне за них, - прапорщик кивнул в сторону афганцев, - по «шапке» наподдают.
        -   По «шапке»?  Разуй глаза. Это же исматовцы!  Их командир на ладан дышит. Отдаст концы,  шапка тебе больше не понадобится. Враз избавишься и от перхоти, и от головной боли. Уловил?!
Похоже, мои слова, и устрашающий вид исматовцев сыграли свою роль. Прапорщик
сдался.
Хорошо, - сказал он. - Пропущу, но только  Вас и машину с раненым.
Я объяснил Боливару условия, - благо он понимал персидский язык - которые
выдвинул прапорщик. Но исматовцы, узнав, в чем дело начали громко возмущаться. Они не привыкли, чтобы им чинили препятствия. Обстановка накалилась.
Боливар,  Маланга спасать нужно, а вы балаган устроили. Сам Муслиму будешь
объяснять если что с ним случится, - махнув рукой,  я   пошёл к «Машке».
Явно не ожидая подобной решительности с моей стороны, он что-то сказал
исматовцам, и те угомонились… В хирургическое отделение своего командира афганцы внесли на руках и положили на каталку. Вместо ног  у него было сплошное кровавое месиво. Мимо проходили врачи. Смотрели, качали головами: «Серьезное ранение», - чисто профессиональный интерес. Как назло ни одного знакомого лица… Хватаю за руку пробегающего мимо бойца в белом халате.
         -    Ты кто?
Фельдшер.
         -    Муслима Исмата знаешь?
         -    Спрашиваете! Кто ж этого биндюга не знает.
         -    Тебя как звать?
         -    Сергей.
         -    Ты, Серега, с характеристиками  аккуратнее, когда надо, они, - киваю в сторону афганцев, -  по-русски понимают. Это племянник Муслима. Помрёт,  госпиталь придётся заново отстраивать.
Понял.  - Сергей исчез и через  минуту появился с носилками и двумя
санитарами. -    На рентген, - пояснил он.
Маланг  заволновался, но я, через Боливара, объяснил ему, что это необходимо. Без него лечение невозможно… Минут через тридцать Маланга вернули на каталку. Я ему сейчас пару кубиков промидольчика* вколю. Вместо костей одни
осколки. Представляю, какая боль, а он только зубами скрежетал, пока его на рентген таскали. Серьезный противник! После уколов Малангу стало легче. Он с удовольствием курил чарс.
________
* Баракзаи – афганское племя, входящее в группу дуррани. Проживают на востоке Кандагара. В 18 веке сыграли важную роль в образовании независимого афганского государства.  

Минут через десять к нам подошёл хирург, в руках у него были рентгеновские снимки.
- Ваш раненный? - спросил он меня.
Выходит, мой, - представившись, ответил я.
Так вот, товарищ майор, ранение очень серьезное. Не исключена ампутация
обеих ног. Мы даже браться не будем. Необходимо специальное оборудование, да и  своих тяжелораненых хватает.
-    Понимаю.  Может в афганский госпиталь?
Лучше сразу на кладбище, - мрачно пошутил хирург. –  Его срочно в Кабул
нужно отправлять.
         -    Срочно, В Кабул, - повторил я. – У меня что? Персональный самолёт на вилле?
 -   Сожалею, но ничем помочь не могу. Сейчас наложим ему шины и сделаем
ещё  укол. На пару часов хватит.
         Поблагодарив хирурга и Сергея, я объяснил Боливару, что наши врачи сделали всё, что могли. Для операции  необходимо специальное оборудование, которое есть только в Кабуле. Похоже,  удалось его убедить…
Через полчаса мы были в аэропорту. Мне повезло. В Кабул отправлялся афганский борт. Перед посадкой в самолёт Маланг жестом подозвал меня к себе. Я наклонился. Что-то, прошептав, он пожал мне руки и  вложил в них свои четки* из янтаря. Язык пушту я не знал, но догадался, что для меня всё закончилось благополучно. По крайней мере, на сегодня.
Ты теперь его кровный брат, - пояснил мне Боливар. – Твой враг, - его враг.
Этого мне только не хватало… Самолёт, накрутив круги, взял курс на Кабул. Облегченно  вздохнув, я, мысленно произнёс: «Ты уж, «братишка» выживи, а то из кровного брата меня твои нукеры  в жертвенного ягненка превратят».  Маланг  выжил! Наши военные хирурги совершили чудо – сохранили ему ноги.  Об этом я узнал  значительно позже от самого Муслима Исмата…
С того дня прошло более двадцати лет. Кто знает, что стало с Малангом, но его четки до сих пор при мне.