Экспериментальный вариант колонки на этой неделе для «Высоты 102» написал профессор кафедры русской филологии и журналистики ВолГУ Александр Млечко. Мы попросили доктора филологических наук поделиться наблюдениями за нынешним поколением студентов, мировосприятие которых разительно отличается от выпускников вуза еще десятилетней давности. Классический университет и 20 лет назад, и сегодня, пытается передать молодежи фундаментальные знания, базируясь на опыте всемирной литературы и истории человечества. Однако нужно ли это современным «зумерам»? Способны ли они воспринять тексты, где так много букв? Или конец прекрасной эпохи все-таки наступил?

Колонка Александра Владимировича оказалась весьма метафоричной и богатой на аллюзии. Если в ней не все понятно, то не повод ли это взять с книжной полки томик Габриэля  Гарсия Маркеса, к примеру?.. 

«Конец эпохи больших идей неизбежно приводит к концу эпохи больших текстов. Кризис идей бога, церкви, государства порождает кризис больших дискурсов. Границы социального смещаются, ландшафты человеческого видоизменяются до неузнаваемости, как не говорил Заратустра, «человек - это изобретение недавнее. И конец его, быть может, недалек... человек исчезнет, как исчезает лицо, начертанное на прибрежном песке». 

И вот теперь, где стол был полон яств, сейчас дымят трубы нового прекрасного мира, и его уже не втянешь в спор и не заластишь, оно распахнуто, как бор, уже не вглубь, уже не настежь. И тропинки, по которой ты гнал свой обруч медный, уже не разглядеть, и все глуше становятся голоса земли. И – не надо.  Механический пес уже взял след, и маленькие пилигримы медленно исчезают в лесном тумане, унося в своих капюшонах Шекспира, Рабле, Пруста, Гете, Сервантеса, Свифта, Достоевского, Гомера, Диккенса.  

И кто, приняв кусок, тотчас выходит в ночь? Одиссей уже покинул Итаку, «Улисс» уже поставил точку после неуверенного «да» ночного солилоквия тревожной Молли, собрав в своей бумажной плоти шум и ярость идиотской повести, обесценив и обессмыслив прекрасную эпоху «многих букв», так и не ставшей духом. И вот последний Аурелиано пропускает несколько страниц, и начинает дуть слабый ветер, наполненный голосами прошлого – шепотом старых гераний и вздохами разочарования, предшествовавшими упорной тоске. И пройдет много лет, и полковник Аурелиано Буэндиа, стоя у стены в ожидании расстрела, вспомнит тот далекий вечер, когда отец взял его с собой посмотреть на лед. 

Большие тексты перестали помещаться в собственных границах, оказались нетождественными собственным смыслам, умножились на ноль бесчисленных «завтра» глухого Макбета. Но в ворота его потерянного царства уже не стучат, галактика Гутенберга превращается в галактику Цукерберга, пора надевать шубы и возвращаться домой. Оглянулись. Но ни шуб, ни домов не оказалось».